Дмитрий Львович Быков

А вот теперь что касается Достоевского. Это долгий будет ответ. Простите меня. Я когда-то назвал Достоевского первым поэтом и пророком русского фашизма и не раскаиваюсь в этом. Что имеется в виду? Фашизм — это не нацизм, хотя по этой части у Достоевского были серьёзные грехи. Антисемитизм — это всё равно стыдно. И это не, допустим… Фашизм — это вообще не идеология, фашизм — это состояние, причём состояние иррациональное. Ненависть Достоевского ко всякой национальности и прежде всего к [Николаю] Чернышевскому, и прежде всего к «разумному эгоизму», она имела те же корни, какие имеет иррациональная, экстатическая, оргиастическая сущность фашизма — это наслаждение быть плохим, это инстинктивное, интуитивное одобрение худшего нравственного выбора. Фашист всегда ведёт себя наихудшим образом, и испытывает от этого наслаждение. Фашист знает как надо, но именно нарушая это, избавляясь от химеры совести, он испытывает примерно такое же наслаждение, какое испытывает Джекил, когда из него выходит Хайд.

— Ваша мама для Вас авторитет? И если была, то до какого возраста?
— Нет, она осталась. Это как-то вот с возрастом не очень связано.
Больше того, я начинаю понимать, что она и раньше была права, когда я не соглашался.

Мораль — это правильно вести себя за столом. А нравственность — это не предавать друзей. Так вот, все запреты в культуре на самом деле касаются только этики. Нельзя упиваться разрушением и ужасом. Нельзя смаковать насилие. Нельзя призывать к нему. Это запреты сущностные.