… У него было дворянское чувство равенства со всем живущим.
Все мое существо удивлялось и спрашивало: если так больно любить и поглощать электричество, как, вероятно, еще больнее быть женщиной, быть электричеством, внушать любовь.
Был темный дождливый день в две краски. Всё освещенное казалось белым, всё неосвещенное — черным. И на душе был такой же мрак упрощения, без смягчающих переходов и полутеней.
О, как хочется иногда из бездарно-возвышенного, беспросветного человеческого словоговорения в кажущееся безмолвие природы, в каторжное беззвучие долгого, упорного труда, в бессловесность крепкого сна, истинной музыки и немеющего от полноты души тихого сердечного прикосновения!
Мело, мело по всей землеВо все пределы.Свеча горела на столе,Свеча горела.Как летом роем мошкараЛетит на пламя,Слетались хлопья со двораК оконной раме.Метель лепила на стеклеКружки и стрелы.Свеча горела на столе,Свеча горела.На озаренный потолокЛожились тени,Скрещенья рук, скрещенья ног,Судьбы скрещенья.И падали два башмачкаСо стуком на пол.И воск слезами с ночникаНа платье капал.
…В годы мытарств, во временаНемыслимого бытаОна волной судьбы со днаБыла к нему прибита.Среди препятствий без числа,Опасности минуя,Волна несла ее, неслаИ пригнала вплотную.
