Цитата из книги «Апокалипсис нашего времени» — Василий Васильевич Розанов

Ноумен христианства: «Если даже вы и не любите друг друга, и то всё-таки поступайте, как любите». Это «как любите», вид любви, а не зерно любви — и составляет то, что христианство везде сделалось формою, а не сущностью. <…> Инквизиция, которая так пугает в христианстве, вся шла от содомитов: «Что же, если мы не чувствуем, как горит человек». «Ведь горит он, а не я». <…> И вот, я их боюсь. Боюсь этого равнодушия. И вот вся архиерейская служба, пышная и торжественная.
И моя Вера «с матушкой Марией».
И Платон с учениками.
И Христос с Апостолами, но без апостолиц.

Я не нужен: ни в чем я так не уверен, как в том, что я не нужен.

Есть в мире какое-то недоразумение, которое, может быть, неясно и самому Богу. В сотворении его «что-то такое произошло», что было неожиданно и для Бога. И отсюда, собственно, иррационализм, мистика (дурная часть мистики) и неясность. Мир гармоничен, и это — «конечно». Мудр, благ и красота, и это — Божие. Но «хищные питаются травоядными» — и это уж не Божие. Сова пожирает зайчонка — тут нет Бога. Бога, гармонии и добра. Что такое произошло — этого от начала мира никто не знает, и этого не знает и не понимает Сам Бог. Бороться или победить это — тоже бессилен Сам Бог. Так «я хочу родить мальчика красивого и мудрого», а рождается «о 6-ти пальцах, с придурью и непредвиденными пороками». Так и планета наша. Как будто она испугана была чем-то в беременности своей и родила «не по мысли Божией», а «несколько иначе». И вот «божественное» смешалось с «иначе»… И перед этим «иначе» покорен и Бог. Как тоскующий отец, который смотрит на малютку с «иначе», и хочет поправить, и не может поправить. И любит «уже всё вместе»…

При этом я не отрицаю, что мне самому нравятся, и безумно нравятся, и скуфеечки, и позументы, и пироги в праздник. И если бы не трудное время, прожил бы с этим век. Когда идёт дождик, хорош и зонт. Но не могу я скрывать, что это всё-таки зонт, а не небесный свод, Небесный свод: бык, корова, теленок (много телят). Стадо, семья. Жизнь, деятельность. А не ваши «возглашения», которые какими бы альтами ни «износились», — уху хорошо, а сердцу холодно. <…> У вас только слова, фразы и формы. Слова о «благодати» есть, а благодати настоящей нет. Есть «учение о благодати», но в сердце нет благодати. Есть «наука о благодати», целые главы, — и так он приводит и текстики, и всё. Текстики — курсивом, а обыкновенное изложение просто. И так хорошо напечатана эта печать. Книжка с золотым обрезом и на корешке — золочёный крест. Но это всё — печать. А что в сердце-то напечатано? А сердце пусто бьётся.

Правда выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинается не с правды — он не Бог, и небо — трясина, и солнце — медная посуда.